Турков Сергей Петрович
Росгвардия-охрана.
Победитель в номинации «Байки у костра»
Рыбаки
Тихой тёплой летней ночью,
Захотев, (невмочь), ухи,
Залатав дырявый невод
В речку лезут мужики.
В это время, в занебесье,
Звёзд сверкающих не счесть.
Месяц, тихий математик,
Вышел, чтоб их перечесть.
И лишь только он усердно
Стал задачу выполнять,
По реке, пугая звёзды,
Пронеслось… про чью-то мать!
Месяц в небе возмутился:
«Матом речку загрязнять?!»
И быстрее вниз спустился,
Хулиганов чтоб унять.
А река бурлит в кипенье,
Мужики уже без сил.
Невод толстого сомищу
И корягу зацепил.
Рвутся жилы — ругань, вопли!
Здесь эмоций через край.
Рыбакам вот этим — точно,
Уж не рассчитывать на рай.
Месяц над рекой всё ниже,
Разгораются глаза:
«Чтоб вас всех поутопило!
Кто ж так тянет?! Тормоза!»
Собрались на небе звёзды
И глаза свои таращат:
Месяц невод с мужиками
И с сомом на берег тащит!
Где такое ты увидишь?
Ну, уж точно — не на печке.
Месяц, тихий математик,
Матерится возле речки!
А потом он с рыбаками,
Развалившись у костра,
Выпил чарку и хлебает
Прямо рогом из котла.
И к утру, мораль простую
Понял он, ведь был не глуп:
С чаркой, ты уху хлебаешь,
А без чарки — рыбный суп.
______________________________________________________________________________________________________________________
Автор Раиса АКИЛИНА
ОП «Северная газета» ГАУ НСО «Издательский дом «Советская Сибирь», главный редактор.
Победитель в номинации «Мой путь охотника»
Село Северное,
Новосибирская область
Август 2023г.
О таёжнике Гавырине.
Мужестве жить, бороться, побеждать и любить
Семью Гавыриных — Ивана Васильевича и Аксиньи Захаровны, или как я их называла, дяди Вани и тети Сины, я знала с детства. Лет до 12-13 дружила с их внучкой Людой. Она была старше меня, и, окончив 8 классов, уехала в соседний Куйбышев учиться.
Прекрасно помню дом Гавыриных на улице Спортивной, на самом берегу Тартаса. Небольшой пятистенок- комната да кухня. В углу комнаты, за вешалкой для верхней одежды, занавешенной ситцевой занавеской, стояли ружья. Часть кухни всегда, когда хозяин бывал дома, была отгорожена сетями: дядя Ваня вязал или «садил» необходимые рыбацкие снасти. В полутемных сенях– штабелем лежали копченые щуки, караси, на распялках–шкуры зверьков, в углу- бочонки с моченой брусникой. А большой амбар- куда мы с Людой иногда заглядывали, так вообще был terra incognita: весь заставленный лодками-долбленками и какими-то неведомыми приспособлениями, по стенам висели капканы и огромное число сетей. На веревках, словно баранки, нанизаны берестяные поплавки. Казалось, на каждом шагу ждет что-то неизведанное, жутковатое,
но такое интересное и манящее!
Дядя Ваня был профессиональным промысловиком, охотником и рыбаком, работал в госпромхозе «Васюганский». Когда-то он выделил из всех мальчишек на улице Володю Осипова, моего папу, приучал его к охоте, в основном, на птицу. Но в большей степени к рыбалке, открыл немало рыбацких тайн. Несмотря на разницу в возрасте, долгие годы их связывала настоящая мужская дружба. Оттого-то и я часто бывала в
гостях у Гавыриных.
Если же рассказывать о судьбе охотника Гавырина, нужно начинать с детства. Родился Иван в 1911 году в семье коренных жителей Сибири – остяков. Рано остался сиротой. На воспитание его взяла семья охотника Василия Гавырина. Приемный отец дал мальчику и свою фамилию, и отчество, и ремесло передал. С самых малых лет вместе с отцом Ваня неделями пропадал на лесных заимках. Учился ориентироваться на местности,
распознавать голоса птиц, следы зверей, по приметам определять, каким будет день грядущий. А еще отец учил его, что тайга не прощает алчности и жестокости. Человек должен уметь с благодарностью брать у матушки-природы столько, сколько ему необходимо для жизни. Ну, может быть, чуть сверх того. Не уничтожать бездумно ни живность, ни травы целебные, богатства таежные. И тогда природа отблагодарит за бережное отношение, откроет свои несметные богатства, будет благоволить в промысле охотничьем.
Детство пролетело быстро, и к 17-18 годам Иван стал настоящим охотником. Он поднимался по Тартасу в самые глухие уголки Васюганья, исходил вдоль и поперек тайгу, проплыл на лодке сотни верст рекам и озерам. Знал все потаенные места нашего Северного района, богатые зверем и птицей, рыбой и ягодами. С годами его мастерство таёжника и любовь к природе только усиливались.
Когда началась Великая Отечественная война, Ивану было 30 лет. К этому времени он был женат, родилась дочка. На фронт Ивана Васильевича призвали на второй день войны –23 июня. К сожалению, я не располагаю полными данными о том, как воевал сибиряк. Но уверена, что закалка охотника, навыки стрелка (он ведь в прямом смысле этого выражения, попадал белке в глаз), умение быть надежным товарищем и преодолевать
тяготы походной жизни, довольствоваться малым в пище – все это говорит о том, он был бесстрашным и умелым солдатом.
Через два года участия в боевых действиях Иван Васильевич Гавырин был ранен: тяжелая травма позвоночника и контузия. Он долго не ходил, был прикован к постели, а потом, преодолевая нечеловеческие боли, очень медленно вставал на ноги. Но на спине у него начал расти горб. И из высокого, под два метра ростом, молодого мужчины, Иван Гавырин превратился в сгорбленного и немощного старика. В конце 1944 года И.В. Гавырина комиссовали из Красной Армии, и он вернулся домой. Но и здесь его ждало не
меньшее горе: жена умерла, оставив маленькую дочку. Выстроенный накануне войны дом сгорел. Вот так, от пепелища войны пришел солдат на разбитое (опять же войной!) семейное счастье.
Не известно, как сложилась бы судьба Ивана Гавырина, если бы в это время он не встретил Аксинью Чекунову. Работала тогда Аксинья Захаровна в пимокатной мастерской — бригада женщин катала валенки для фронта. Их дальнейшая семейная жизнь – это история настоящей любви. Любви, которая оценивается не по словам, а по поступкам. Когда Иван Васильевич посватался, то сказал:
– Ты не смотри, что я такой изломанный да искалеченный, немощный сейчас. Мне бы только до весны дотянуть. Как снег сойдет, я в тайгу налажусь. Она меня поднимет. Тайга она ведь и тело, и душу вылечит. И прокормит. Заживем мы, Сина, на зависть другим. Я тебя никогда ни словом не обижу, ни пальцем не трону. Будешь за мной, как за каменной стеной.
Аксинья Захаровна не столько поверила этим обещаниям, сколько пожалела истерзанного войной человека.
– Давай, сойдемся, – ответила она ему. –Куда ж тебе деваться, бездомному, да с малым дитём? Войне скоро конец, значит, наладится как-нибудь жизнь…
Своё обещание Иван Васильевич выполнил. Жили Гавырины на редкость дружно. Вырастили дочку Ивана Васильевича Тамару, потом внучку Люду, помогали встать на ноги племяннику Аксиньи Захаровны Павлу. Да и любой человек, попавший в их дом, не уходил без доброго слова и «лесного» подарка — копченой рыбы, кедрового ореха или клюквы. И все это – с открытой душой, от всего сердца.
А той победной весной 1945 года, еле живой, волоча одну ногу и опираясь на костыли, сел Иван Васильевич в лодку и отправился в верховья Тартаса по только что открывшейся ото льда реке.
–Вернется ли, – горевала Аксинья Захаровна. Но понимала, что не отпустить его нельзя.
Как он там жил, какими травами лечился, какую целебную водицу пил, неизвестно. Только вернулся через несколько месяцев, твёрдо ступая по земле. А в лодке — и рыба, и птица копченая, и икра щучья, да много всего. Запас чуть не на все лето. Да еще и плот пригнал красного леса, на небольшой домик. К зиме пятистенок на берегу Тартаса, недалеко от тюпа, был готов.
Сначала Иван Васильевич охотился и рыбачил самостоятельно. А когда в Северном образовался госпромхоз, устроился и стал профессиональным промысловиком. Охотился он, в основном, в одиночку. Но гостям, которые по стечению обстоятельств, наведывались в его охотничьи избушки, был всегда рад.
В 1970-х годах частым гостем Северного района стал Юрий Чернов, новосибирский журналист, натуралист и страстный любитель охоты. Скорее всего, их познакомил Петр Смелов, журналист местной газеты «За дело Ленина». Эта встреча стала судьбоносной для обоих. Как журналист вспоминал позже, впервые увидев Гавырина, он залюбовался этим человеком, его «…созданным для жизни в тайге лицом и сноровкой сильных рук, не прекращавших работы» и «…понял, что мы словно искали друг друга и, наконец, нашли».
В Юрии Владимировиче охотник нашел человека, как и он сам влюбленного в природу, умеющего видеть и ценить ее красоту, азартного, но великодушного охотника. И, конечно же, благодарного слушателя, которому он поведал десятки, если не сотни историй из своей охотничьей жизни.
А Юрий Чернов, став другом этого замечательного человека, напитавшись поэзией его таежной жизни, посвятил ему прекраснейшую подборку рассказов, где главный герой сам Иван Васильевич. «Рассказы таёжника Гавырина» так называется эта удивительная книжка. Долгими вечерами в таежной избушке или дома у Гавыриных, где Юрий Чернов стал желанным гостем, журналист, словно губка, впитывал своеобразную,
наполненную интересными словечками и оборотами речь Ивана Васильевича, запоминал его рассказы о том, что случалось за его долгую жизнь в тайге. Героями этих повествований становились то купающийся в заводи по ночам веселый бобр, то «орешничающий» — сбивающий шишки точным ударом лапы на верхушке кедра,
медведь, то хохочущие вороны — воровки, срывающие вывешенную на веревки рыбу. И все это — с шутками — прибаутками, с великой любовью к братьям меньшим. Многие рассказы были опубликованы в районной газете. Отзывов и на публикации в газете, и на книгу было много, люди восторгались наблюдательностью охотника, его знанием природы, тонким юмором.
Но увидел писатель и передал в своих рассказах и другие грани характера охотника. Иван Васильевич Гавырин — это еще и человек стальной воли, сумевший подняться после тяжелейшего ранения, продолжить свое любимое дело, стать лучшим промысловиком в районе.
В одном из интервью на вопрос: «В каких районах Новосибирской области черпаете больше всего сюжетов для книг?», Юрий Владимирович отвечал:
— Во многих, но самый желанный — Северный…, который дал мне счастье познакомиться с местным охотником-промысловиком Гавыриным. К сожалению, Ивана Васильевича уже нет в живых. Встречи с этим человеком, дни и ночи, проведенные в интересных разговорах на озерах Тенис, Кротово, стали основой для цикла «Рассказы таежника Гавырина» в книге «Какие мне снятся охоты». Остяк Гавырин — собрат Улукиткана или Дерсу Узала. Встреча с ним – немыслимая удача в моей жизни».
Рассказывая об охотнике Гавырине нельзя не сказать еще об одной его заботе: он душой болел за сохранность тайги и ее жителей, ненавидел тех, кто варварски истребляет живую природу. В 1970-х годах в Северном районе провели эксперимент по заселению в глухие места Васюганья бобров. Так старый охотник не только рассказал и показал молодому ученому из Иркутска Вениамину Демидову места в верховьях Васюганья, где смогли бы обитать неутомимые таежные строители, но потом следил и отправлял подробные отчеты о том, как приживаются и акклиматизируются зверьки. Эти наблюдения легли в основу диссертации, которую потом защитил И.С. Демидов.
После выхода на пенсию, Иван Васильевич рыбачил и охотился для души, насколько позволяло здоровье. Двери их маленького домика всегда были гостеприимно распахнуты для многочисленных друзей и знакомых. К нему приезжали, чтобы узнать, куда лучше поехать на рыбалку, когда заготовить лес для сруба на дом, чтобы простоял он десятки лет, где в этом году уродится орех или клюква.
Умер Иван Гавырин, как и жил – на реке. Приплыл с рыбалки, вышел из лодки…Сердечный приступ не дал ему подняться на высокий берег. Через несколько часов его нашли лежащим около воды. Аксинья Захаровна пережила мужа ненамного.
Но память о лучшем промысловике — таежнике еще сохранилась в Северном районе. Добрым словом его вспоминают те, кто когда-то вместе с ним работал в госпромхозе, дети и внуки соседей по Спортивной улице. С большим уважением о нем отзывался Александр Войнов, начинавший свою трудовую деятельность в госпромхозе, а затем работавший охотоведом.
Но самое главное — таежник Гавырин остался жить на страницах книги писателя Юрия Чернова. А это – память навсегда.
______________________________________________________________________________________________________________________
Левина Ирина Михайловна
Главный библиотекарь Горбуновской библиотеки МБУК Куйбышевского района
«Центральная межпоселенческая библиотека»
Победитель в номинации «Человек с оружием?»
А зачем?
Так в жизни сложилось, что в своем уже немолодом возрасте во второй раз создала семью. Я долго была одна, но потом овдовевший сосед предложил сойтись и жить вместе.
— А что, я один и ты одна, давай попробуем, может что и получится у нас, — предложил Виктор.
Думала недолго, мужик нормальный, непьющий и хозяйственный, вроде не лентяй. Согласилась. И вот уже девять лет живем душа в душу.
Он у меня заядлый охотник. Каждую весну и осень оформляет разрешение на охоту. Открытие охоты – это особый ритуал для него. Собирается с вечера, все приготовит и, рано утром, даже не позавтракав, тихонько собирается и уезжает. В обычные дни охоты выезжает по вечерам. В такие дни интересно наблюдать за ним: если добычи нет, то возвращался хмурый и как будто виноватый, а если подстрелил утку, то приезжал довольный и гордый, добытчик… Но, вот только никто этой дичи не ест. И я как-то спросила у него:
— А зачем ты убиваешь? Ведь мы дичь не едим, зачем?
— Ты ничего не понимаешь! – возмутился Виктор, — Азарт, понимаешь, азарт! Нет, тебе не понять! Никогда не понять!
— Но она же жить хочет, — парировала я – Понимаешь? Она же живая! У неё детки есть, утятки. Неужели не жалко?
Виктор нахмурился и промолчал…
Прошло какое-то время и в очередной охотничий сезон я заметила, что мой муж стал возвращаться с охоты без добычи.
— Что, уток нет? – спросила я.
— Да нет, есть. Полно. Стаями летают.
— А что ж ты пустой приехал?
— Да, знаешь, а ведь ты права, зачем убивать-то? Жалко, что то…
— А зачем тогда на охоту ездить, время тратить, оформлять разрешение?
— А пойдем-ка чайку попьем и я тебе кое что расскажу.
За чашкой ароматного чая Виктор поведал мне свою историю охотника…
— Я охотиться-то рано начал, еще в детстве. Дед у меня охотник был, но не по определению, а по нужде. Жили они в глухой деревне и приходилось охотиться чтобы прокормить семью. А я к нему на каникулах на все лето уезжал. Вот он и приучил меня к охоте. Всегда с собой брал, стрелять научил, ловушки ставить, капканы и много еще чему… Мы с ним охотились на коз, кабанов, фазанов и рыбу ловили тоже. Помню всегда
уходили на несколько дней и никогда не брали с собой еду. Дед говорил, что охотник всегда еду в лесу добудет и голодным не будет. А возвращались с почти полной телегой дичи, которую потом солили, тушили или в ледник опускали. Вот так и привил он мне любовь к охотничьему делу.
Я то когда школу окончил хотел поступать в институт на охотоведа, но батя отговорил. Сказал, что буду по лесам всю жизнь бегать как мальчишка, что это не специальность для мужика. Я послушался конечно, но охоту то успел полюбить…
Знаешь, когда молодой был, такой был азарт! Хотелось побольше добычи набить, даже соревновались меж собой кто больше подстрелит. И на зайцев охотились, и на барсуков, и на гусей, и на уток. Поеду бывало на мотоцикле, набью добычи полную люльку и везу домой гордый. А потом еще хвастаюсь перед друзьями сколько набил. А ведь домой столько то и не надо было, раздавал потом по соседям…
А вот как-то ты спросила, что не жалко ли и зачем… Я и подумал, а действительно зачем? Ведь она росла, жила чтобы потомство дать и жить дальше. Красивая такая, ладная. У неё утятки подросли, встали на крыло, и она с ними хотела улететь на юг. А я её убил… Ну что я голодный что ли? Или мне кушать нечего? Вспомнил деда… Ведь он всегда бил столько, сколько нужно семье чтобы прокормиться, лишнего никогда не набивал. Всегда говорил: «Пусть поживут. А надо будет, то я потом еще приеду. А пока хватит. И ты, внучок, никогда не бери у матушки лесной лишнего. Бери только сколько надо».
— Так зачем же тогда ты продолжаешь ездить на охоту? Ну и сидел бы дома. – сказала я.
— Ты не понимаешь… Инстинкт охотника никто не отменял. Еду я чтобы побыть там, на берегу озера, вдохнуть полной грудью этого воздуха… Понаблюдать, полюбоваться красотой этой. А вот выстрелить, как то уже рука не поднимается. Понимаешь, рефлекс срабатывает: вскину ружье, прицелюсь, а потом твои слова слышу: «А зачем?». И рука опускается… А ведь и правда, зачем? Вот, еду по привычке, постою на краю озера,
понаблюдаю за живностью… и еду домой. Знаешь, они ведь такие потешные, утки эти, резвятся, перекликаются, если их никто не спугнет. У них свои законы и взаимоотношения. Интересно наблюдать за ними… Вот ты говоришь, что какой смысл тогда ездить? Тянет, понимаешь, тянет…
______________________________________________________________________________________________________________________
Бакун Людмила Степановна
Младший воспитатель дошкольной группы МКОУ Верх-Красноярской СШ Северного района
Победитель в номинации «Природа глазами охотника»
Тихая охота
Солнце клонилось к закату. Воздух был неподвижен, вокруг царила тишина. От озера пахнуло тальником и сырым песком. Василич, старый охотник, с радостным предвкушением и надеждой вглядывался в озерную гладь, которая сливалась у горизонта с густой щетиной леса. Один за другим поднимаются с воды тяжелые табуны гусей. Птица набирает высоту и уходит в сторону леса, на поля. «Пора», — решил он. Подпоясавшись патронташем и натянув сапоги-болотники, он накинул на плечо зачехленное ружье с рюкзаком наперевес, и двинулся к озеру.
Времени в его распоряжении было еще достаточно, и он шагал вдоль озера по травяной дорожке тихонько, неторопливо, любуясь тихим сентябрьским вечером. В голове метались всякие мысли от одной к другой. Вспоминались и многочисленные охоты, и звериные повадки, и нелепые смешные случаи, да разные охотничьи байки.
Невысокие камыши тихо шуршали от водной прохлады, будто шептались о чем-то. «Как будто девчонки молоденькие за спиной шушукаются», — тихонько засмеялся про себя Василич. «Сейчас перелетные птицы приступили к подготовке молодняка к дальним дорогам на зимовку. К концу августа у птенцов уже закончилась линька, теперь по размерам и окраске их не отличишь от старых птиц. Почти вся молодь на крыле — копят жир — источник энергии в полете», — размышлял старик.
Бесшумно догорал багряный закат. Ветерок стал ощутимей, а бледная луна — пронзительней, как и голоса переговаривающихся на поле гусей.
«Осенний отлет гусей-гуменников начинается поздно, с наступлением заморозков. А сейчас темно-бурые, с черно-красным клювом и оранжевыми ногами птицы гуляют на убранных полях вблизи ляги — маленького менее топкого болотца. На закате в сумерках прилетают они сюда с озера. Брюхо и подхвостье у них белое, поэтому так часто становятся они добычей браконьеров, поджидающих их в колках у поля в вечерние часы».
Тут размышления Василича прервал знакомый звук. Старик остановился и прислушался, озираясь вокруг и вглядываясь в сгустившиеся сумерки. Шероховатый свист усилился с приближением существа, издающего звук. Это над кромкой воды летит лебедь, делает круг и плавно опускается на озеро, разрывая розовыми лапками озерную гладь. Старик, хорошо знавший эту тропу со всеми её скрадами, шагнул поглубже в камыш и притаился там, решив подглядеть за птицей. А грациозный белый шипун, горделиво вскинув свой красный клюв с высоким черным наростом у основания, неспешно плыл вдоль камышовой кочки, как будто наслаждаясь наступившим покоем после тяжелого трудового дня. Но через мгновение охотник увидел украдкой выплывающую из камыша лебёдушку. «Словно сбегает из дома от строгих родителей к любимому на свидание», — хмыкнул Василич. И тихо, почти не дыша, стал выбираться из укрытия обратно, двигаясь спиной
вперед.
Давно наблюдает он за этой парочкой. Не первый год гнездятся они на этом озере, выводят птенцов, причем высиживают их попеременно, сменяя друг друга на кладке. Во второй половине октября они должны были улететь отсюда с молодняком, но, видимо, не повезло… «Наверно на открытие охоты кто-то подстрелил пенькастых, — зло подумал Василич. — Да, тяжело, наверное, родителям улететь отсюда, где навсегда остались их детки. Ну, ничего, ребятки, на будущий год снова попробуете».
За этими невеселыми мыслями, старик и не заметил, как двинулся обратно к дому. А старое ружье — верный спутник такого же старого охотника — так и осталось зачехленным…